Поминальная
Модераторы: wolk_off, AlexMachen
- Владислав «vvb5p»
- администратор
- Сообщения: 6145
- Зарегистрирован: Чт май 12, 2005 17:10
- Откуда: Воронеж
- Контактная информация:
- AlexMachen
- модератор
- Сообщения: 2873
- Зарегистрирован: Вт мар 25, 2008 11:16
- Откуда: Кировоград, Украина
- Контактная информация:
- Nikolai Shienok
- джазофил
- Сообщения: 777
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 21:45
- Откуда: Москва-Химки
Люблю его альбом A Sense Of Direction (OJC, 1961)
http://jazzrazz.blogspot.com/2007/02/wa ... -1961.html
http://jazzrazz.blogspot.com/2007/02/wa ... -1961.html
- AlexMachen
- модератор
- Сообщения: 2873
- Зарегистрирован: Вт мар 25, 2008 11:16
- Откуда: Кировоград, Украина
- Контактная информация:
- Roman
- джазофил
- Сообщения: 1242
- Зарегистрирован: Вс фев 26, 2006 12:53
- Откуда: Новосибирск
- Контактная информация:
Вчера скончался основатель и бессменный руководитель "Сибирского диксиленда" Борис Балахнин. Ему был 61 год...
"There are people who say, "If music's that easy to write, I could do it." Of course they could, but they don't." (John Cage)
Он умер 9 июля 1996 года, ему было сорок два. Отпевали Капитана в церкви Спаса Нерукотворного на Конюшенной площади, где служил отец Константин и где когда‑то отпевали Пушкина. Места в храме всем пришедшим не хватило — люди толпой стояли на тротуаре перед церковью и на площади Тогдашние петербургские власти не разрешили хоронить Курехина на Литераторских мостках (как можно, он же фашист), и его похоронили на тихом загородном кладбище в Комарове.
Павел Крусанов "Беспокойники города Питера"
PAUL RUTHERFORD
Год назад не стало Пола Разерфорда - одного из пионеров импровизационной музыки и выдающегося инструменталиста. Его сольные альбомы, изданные на Emanem, потрясают. "Скромное обаяние буржуазии", "Тромболениум" и посмертный диск "Соло Берлин 1975" заслуживают самого пристального внимания. Трио ISKRA 1903 и оркестр ISKRA 1912 - лучшее в каталоге британских импровизаторов.
- Muzifan
- джазмен
- Сообщения: 463
- Зарегистрирован: Чт май 12, 2005 17:14
- Откуда: moscow
- Контактная информация:
Hiram Bullock (1955 - 2008)
Хайрам - выдающийся фанковый и фьюжн-гитарист, переигравший с тысячью разных музыкантов...
Лично я запомнил его фантастическое выступление в проекте Билли Кобэма к 30-летия Spectrum на концерте в Ле-Клубе.
Тогда он заменял Френка Гамбале и зажег так, что клуб стоял на ушах, включая самого Кобэма. Он сделал парадный круг по забитому клубу, грифом гитары разгребая стоящий народ и при этом запиливая виртуозные соло... мастер был и артист ...и сильный мужик! Говорю так от его ироничного отношения к своей болезной полноте - так бы смог не всякий...
Он скончался 25 июля на Манхеттене.
Хайрам - выдающийся фанковый и фьюжн-гитарист, переигравший с тысячью разных музыкантов...
Лично я запомнил его фантастическое выступление в проекте Билли Кобэма к 30-летия Spectrum на концерте в Ле-Клубе.
Тогда он заменял Френка Гамбале и зажег так, что клуб стоял на ушах, включая самого Кобэма. Он сделал парадный круг по забитому клубу, грифом гитары разгребая стоящий народ и при этом запиливая виртуозные соло... мастер был и артист ...и сильный мужик! Говорю так от его ироничного отношения к своей болезной полноте - так бы смог не всякий...
Он скончался 25 июля на Манхеттене.
- ivan_buratino
- джазофил
- Сообщения: 1303
- Зарегистрирован: Сб мар 22, 2008 15:30
18 сентября в своем доме в Кёльне, в возрасте 76 лет скончался Маурисио Кагель.
Парадокс Кагеля
Приводящие в замешательство плоды творческого воображения Кагеля делают невозможным дать ему точное определение как композитору. Есть ли он Бастер Китон современной музыки или же Пиранделло, доморощенный умелец или искусный мастер, деструктивно настроенный задира или крупный композитор Высокой традиции? Мы нуждаемся хоть в каких-нибудь фактах, если собираемся успешно исследовать эту трудноуловимую индивидуальность.
Кагель родился в Буэнос-Айресе под Рождество 1931. Он брал уроки пения и учился на трёх инструментах и музыкальной теории, однако не был принят в консерваторию. Ему пришлось удовлетвориться философией, английской литературой with Borges и кино. В 18 лет он был артистическим консультантом объединения Nueva Musica, а в 19 стал со-основателем аргентинской кинематеки. В 24 года он стал директором артистического агентства в Университете и центра исследований в Камерной Опере, в то же время будучи дирижёром оркестра Театра Колон. В это время он решает покинуть страну, где никто не играл его музыку. В 1956 он трижды обращается с просьбой о стипендии к французскому правительству. Ответа не последовало. Не было предпосылок для жизни ни в Великобритании, ни в США. Аргентинская школа ещё не была в моде.
Однако он получил приглашение из Западной Германии приехать в Кёльн. Он переехал туда в 1957, работая сначала на студии электронной музыки западногерманского радио, а затем в Мюнхене и Утрехте. В 1959 он основал Кёльнский ансамбль новой музыки, с 1960 также учительствуя на Дармштадтских летних курсах. Он преподавал в Буффало (США), в Берлине и Швеции, после чего надолго вернулся в Кёльн, где с 1969 стал заведовать курсами новой музыки. В 1974 он получил кафедру Музыкального Театра, созданную для него в Высшей школе музыки.
Примечательным фактом из всего вышеперечисленного можно считать тот, что в ходе сорокалетнего развития карьеры, когда педагогика было преобладающим занятием, Кагель-композитор ещё находил время для написания каких-нибудь двух сотен произведений для концертного зала, театра, кино, радио и телевидения… он зачастую лично дирижировал или руководил исполнениями своих произведений по всему миру, привлекая для себя музыкантов и устанавливая традицию, которая – в меньшей степени во Франции – имеет своих совершенных исполнителей, свою полную энтузиазма публику, своих последователей… и также учеников.
Объяснение этому заключается в том, что музыка Кагеля имеет тонизирующее действие, сравнимое с недельным пребыванием в санатории. Она внушает вдохновляющее отчуждение, околдовывая слушателя музыкальными околичностями, карикатурами, остротами, аллюзиями и коллажами. Кагель поднимает нас на полотнище цирка шапито, вытаскивает кроликов, приглашает нас в театр абсурда, заговаривает зубы, чтобы впарить свои художества, и при этом играет чистейшей воды камерную музыку. И он делает это всё с чем-то вроде упрямого простодушия и чёрного юмора, которые обезоруживают вас и остужают вашу прыть. И когда вы вдруг то здесь, то там славливаете немного ностальгии и нежности, то чувствуете, что это могло незаметно подкрасться, пока композитор был повёрнут к вам изнанкой. Слушатель-зритель чувствует только благо в высвобождении из тяжеловесного искусства и в не нуждающейся в оправданиях эстетике абстрактных спекуляций.
Подход Кагеля заключается в игнорировании традиционного музыкального материала, формы, логики и даже звука, концентрируясь вместо собственно инструментальной или вокальной стороны дела на музыкальной повседневности, распределении труда, банальностях и пропаганде, народной мудрости, идее прогресса, культе машин, угнетении любого рода и – прежде всего – на ничтожности и самонадеянных притязаниях сегодняшнего мира. Кагель видит в музыке, во-первых, проводник критики общественных ценностей, во-вторых, повод для музыкальной критики; наконец, возможность показать, что это означает для нас, каково действительное положение вещей – чтобы можно было всё изменить до того, как это произойдёт само собой.
Даже вне театральной обстановки его музыка по-настоящему театральна. Партитуры сами по себе подразумевают привлекательность для глаза в такой же степени, как и для слуха, однако музыкальная квинтэссенция всегда присутствует, обеспечивая как точный контроль над временной продолжительностью и видом звука, так и структурное развитие пьесы в пространстве. В то же время театр Кагеля рождается в результате творчества композитора, когда музыкальная мысль своей ёмкостью вынуждает его выйти за пределы звукового поля. Однако, и это является высшей степенью парадокса, театральное не опирается полностью на музыку, всё равно существующую автономно, оно как блуждающее проявление, тем не менее неизбежное в развёртывании событий. Этот предумышленный дисбаланс, постоянная неустойчивость приводят к неожиданному для зрителя результату: поскольку мы не слышим то, что видим, и не видим то, что слышим, мы лучше слушаем и больше слышим!
Однако, слушая записанные здесь произведения, отчасти внимательный, но видящий только свои громкоговорители слушатель будет открывать для себя музыку, действующую только через свои собственные имманентные качества. Конечно, текст уберегает нас от непонимания и сглаживает неожиданные сюрпризы, но между тем усиливает идею произведения и скрепляет его форму.
Тёмный магический звук, почти бетховенская суровость, благородное и дикое отчаяние вместе наделяют эти произведения большой творческой силой, достаточной для того, чтобы приблизиться к совершенству. Здесь мы во взгляде циклонического Кагеля, где все противоречия могут быть приведены в равновесие, где сила воображения утверждает себя в своей чистой форме.
Maurice Fleuret
ru_classical
Парадокс Кагеля
Приводящие в замешательство плоды творческого воображения Кагеля делают невозможным дать ему точное определение как композитору. Есть ли он Бастер Китон современной музыки или же Пиранделло, доморощенный умелец или искусный мастер, деструктивно настроенный задира или крупный композитор Высокой традиции? Мы нуждаемся хоть в каких-нибудь фактах, если собираемся успешно исследовать эту трудноуловимую индивидуальность.
Кагель родился в Буэнос-Айресе под Рождество 1931. Он брал уроки пения и учился на трёх инструментах и музыкальной теории, однако не был принят в консерваторию. Ему пришлось удовлетвориться философией, английской литературой with Borges и кино. В 18 лет он был артистическим консультантом объединения Nueva Musica, а в 19 стал со-основателем аргентинской кинематеки. В 24 года он стал директором артистического агентства в Университете и центра исследований в Камерной Опере, в то же время будучи дирижёром оркестра Театра Колон. В это время он решает покинуть страну, где никто не играл его музыку. В 1956 он трижды обращается с просьбой о стипендии к французскому правительству. Ответа не последовало. Не было предпосылок для жизни ни в Великобритании, ни в США. Аргентинская школа ещё не была в моде.
Однако он получил приглашение из Западной Германии приехать в Кёльн. Он переехал туда в 1957, работая сначала на студии электронной музыки западногерманского радио, а затем в Мюнхене и Утрехте. В 1959 он основал Кёльнский ансамбль новой музыки, с 1960 также учительствуя на Дармштадтских летних курсах. Он преподавал в Буффало (США), в Берлине и Швеции, после чего надолго вернулся в Кёльн, где с 1969 стал заведовать курсами новой музыки. В 1974 он получил кафедру Музыкального Театра, созданную для него в Высшей школе музыки.
Примечательным фактом из всего вышеперечисленного можно считать тот, что в ходе сорокалетнего развития карьеры, когда педагогика было преобладающим занятием, Кагель-композитор ещё находил время для написания каких-нибудь двух сотен произведений для концертного зала, театра, кино, радио и телевидения… он зачастую лично дирижировал или руководил исполнениями своих произведений по всему миру, привлекая для себя музыкантов и устанавливая традицию, которая – в меньшей степени во Франции – имеет своих совершенных исполнителей, свою полную энтузиазма публику, своих последователей… и также учеников.
Объяснение этому заключается в том, что музыка Кагеля имеет тонизирующее действие, сравнимое с недельным пребыванием в санатории. Она внушает вдохновляющее отчуждение, околдовывая слушателя музыкальными околичностями, карикатурами, остротами, аллюзиями и коллажами. Кагель поднимает нас на полотнище цирка шапито, вытаскивает кроликов, приглашает нас в театр абсурда, заговаривает зубы, чтобы впарить свои художества, и при этом играет чистейшей воды камерную музыку. И он делает это всё с чем-то вроде упрямого простодушия и чёрного юмора, которые обезоруживают вас и остужают вашу прыть. И когда вы вдруг то здесь, то там славливаете немного ностальгии и нежности, то чувствуете, что это могло незаметно подкрасться, пока композитор был повёрнут к вам изнанкой. Слушатель-зритель чувствует только благо в высвобождении из тяжеловесного искусства и в не нуждающейся в оправданиях эстетике абстрактных спекуляций.
Подход Кагеля заключается в игнорировании традиционного музыкального материала, формы, логики и даже звука, концентрируясь вместо собственно инструментальной или вокальной стороны дела на музыкальной повседневности, распределении труда, банальностях и пропаганде, народной мудрости, идее прогресса, культе машин, угнетении любого рода и – прежде всего – на ничтожности и самонадеянных притязаниях сегодняшнего мира. Кагель видит в музыке, во-первых, проводник критики общественных ценностей, во-вторых, повод для музыкальной критики; наконец, возможность показать, что это означает для нас, каково действительное положение вещей – чтобы можно было всё изменить до того, как это произойдёт само собой.
Даже вне театральной обстановки его музыка по-настоящему театральна. Партитуры сами по себе подразумевают привлекательность для глаза в такой же степени, как и для слуха, однако музыкальная квинтэссенция всегда присутствует, обеспечивая как точный контроль над временной продолжительностью и видом звука, так и структурное развитие пьесы в пространстве. В то же время театр Кагеля рождается в результате творчества композитора, когда музыкальная мысль своей ёмкостью вынуждает его выйти за пределы звукового поля. Однако, и это является высшей степенью парадокса, театральное не опирается полностью на музыку, всё равно существующую автономно, оно как блуждающее проявление, тем не менее неизбежное в развёртывании событий. Этот предумышленный дисбаланс, постоянная неустойчивость приводят к неожиданному для зрителя результату: поскольку мы не слышим то, что видим, и не видим то, что слышим, мы лучше слушаем и больше слышим!
Однако, слушая записанные здесь произведения, отчасти внимательный, но видящий только свои громкоговорители слушатель будет открывать для себя музыку, действующую только через свои собственные имманентные качества. Конечно, текст уберегает нас от непонимания и сглаживает неожиданные сюрпризы, но между тем усиливает идею произведения и скрепляет его форму.
Тёмный магический звук, почти бетховенская суровость, благородное и дикое отчаяние вместе наделяют эти произведения большой творческой силой, достаточной для того, чтобы приблизиться к совершенству. Здесь мы во взгляде циклонического Кагеля, где все противоречия могут быть приведены в равновесие, где сила воображения утверждает себя в своей чистой форме.
Maurice Fleuret
ru_classical
- wolk_off
- модератор
- Сообщения: 868
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 19:53
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Оффтоп, в общем-то
Этот коммент - оффтоп, но уж больно смачное приведено доказательство того, насколько наши околомузыкальные (особенно, как ни парадоксально, околоакадемические) люди нуждаются в расширении общеэстетического кругозора. Переводчик явно в теме - по музыке; но шаг в сторону - подрыв на минном поле. Хорхе Луис Борхес явно оказался незнаком переводчику. :(ivan_buratino писал(а): английской литературой with Borges и кино.
ru_classical
- ivan_buratino
- джазофил
- Сообщения: 1303
- Зарегистрирован: Сб мар 22, 2008 15:30
- wolk_off
- модератор
- Сообщения: 868
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 19:53
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Dick Sudhalter (1938-2008)
19 сентября в Нью-Йорке умер Дик Садхалтер, трубач (традиционный джаз) и журналист. В музыке он был верным последователем Бикса Байдербека; его перу принадлежит лучшая биография Байдербека, "Bix: Man and Legend" (1974, в соавторстве с Филипом Р. Эвансом).
Садхалтер долго занимался политической журналистикой, работал в Европе (в частности, он был единственным западным журналистом, освещавшим вход советских войск в Прагу в августе 1968 г.). Но к 1970-м он полностью переключился на музыкальную критику и историю джаза. Его главные работы в этой области - фундаментальный труд "Lost Chords: White Musicians and Their Contribution to Jazz, 1915-1945" (1999), вызвавший много дискуссий, и биография Хоуги Кармайкла "Stardust Melody" (2002). Садхалтер написал также энциклопедические по объёму информации статьи для буклетов CD-переизданий записей многих звёзд раннего джаза (Банни Бериган, Ред Николс и др.). Последние записи Садхалтера как трубача, демонстрировавшие его верность ранней джазовой традиции, были сделаны на рубеже веков. В 2003 г. он перенёс инсульт, приведший к почти полному параличу. Музыканты неоднократно устраивали в его честь бенефисы, собирая деньги на лечение Садхалтера, но усилия медицины не увенчались успехом.
Садхалтер долго занимался политической журналистикой, работал в Европе (в частности, он был единственным западным журналистом, освещавшим вход советских войск в Прагу в августе 1968 г.). Но к 1970-м он полностью переключился на музыкальную критику и историю джаза. Его главные работы в этой области - фундаментальный труд "Lost Chords: White Musicians and Their Contribution to Jazz, 1915-1945" (1999), вызвавший много дискуссий, и биография Хоуги Кармайкла "Stardust Melody" (2002). Садхалтер написал также энциклопедические по объёму информации статьи для буклетов CD-переизданий записей многих звёзд раннего джаза (Банни Бериган, Ред Николс и др.). Последние записи Садхалтера как трубача, демонстрировавшие его верность ранней джазовой традиции, были сделаны на рубеже веков. В 2003 г. он перенёс инсульт, приведший к почти полному параличу. Музыканты неоднократно устраивали в его честь бенефисы, собирая деньги на лечение Садхалтера, но усилия медицины не увенчались успехом.
- AlexMachen
- модератор
- Сообщения: 2873
- Зарегистрирован: Вт мар 25, 2008 11:16
- Откуда: Кировоград, Украина
- Контактная информация:
- Nikolai Shienok
- джазофил
- Сообщения: 777
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 21:45
- Откуда: Москва-Химки
Чарли Мариано (12.10.1923 - 16.06.2009)
By Joan Anderman, Boston Globe (17 июня 2009)
Charlie Mariano, the Boston-born saxophonist who gained world renown as a performer with his former wife, Toshiko Akiyoshi; Stan Kenton; and Charles Mingus, among many others, died yesterday at Mildred Scheel Hospiz in Cologne, Germany, his longtime home. Mr. Mariano, who had battled cancer for years, was 85.
“He was the dean of Boston jazz musicians,’’ says jazz impresario George Wein, a Boston native who resides in New York and was a colleague and friend of Mr. Mariano’s since the 1940s. “Charlie was a wanderer, and he left his mark wherever he went.’’
Born Carmine Ugo Mariano in 1923, he was weaned on his father’s beloved Italian operas and the big bands he heard on the radio: Benny Goodman, Duke Ellington, and Count Basie, whose saxophonist Lester Young became Mr. Mariano’s first musical hero. He would not get his own saxophone until his 18th birthday, but in short order, the ambitious young musician was playing nightly at Izzy Ort’s bar and dance hall in what was then known as Boston’s combat zone, for $19 a week.
Mr. Mariano was drafted in 1943, but never saw combat. He was tapped to play in one of the several small music ensembles that entertained at officers’ clubs. Near the end of the war, Mr. Mariano, who was stationed on an air base north of Los Angeles, heard Charlie Parker play live for the first time, during Parker’s first West Coast gig, at Billy Berg’s jazz club in Hollywood.
“He completely turned my head,’’ Mr. Mariano said of Parker in “Tears of Sound,’’ a 1993 biography of Mr. Mariano published in Germany. Taken with the sax great’s inventive harmonics, newfangled rhythmic figures, and breakneck tempos, “I chased Bird’s sound, his way of phrasing. I listened to his solos on recordings for hours, wrote them down, and played it.’’
As it was for many alto saxophonists, Mr. Mariano found his muse and musical foundation in Parker’s ground-breaking sound. After leaving the Army in 1945, he drifted to Chicago, then Albuquerque, picking up work where he could, and finally wound up back in Boston. When the big-band era began winding down and many local clubs were closed, the largely self-taught Mr. Mariano enrolled in music school for the first time, at the Schillinger House of Music, which would later be renamed Berklee College of Music.
Mr. Mariano started to develop his own sound under the tutelage of Joe Viola, and he became a fixture on Boston’s vibrant jazz scene, collaborating with Nat Pierce, Jaki Byard, and fellow students Herb Pomeroy and Quincy Jones. In 1950, Mr. Mariano released his first recording as a bandleader, and several years later founded the Jazz Workshop, a hands-on school that emphasized experience over instruction and later evolved into a popular nightclub.
At the end of 1953, the financially strapped Mr. Mariano received a life-changing call from Stan Kenton, who tapped the saxophonist for his big band. After a couple of years on the road, Mr. Mariano settled in Southern California, where he joined drummer Shelly Manne’s band and worked as a session player.
But he soon grew disenchanted with the hours spent behind the wheel of a car and the relentlessly “cool’’ jazz scene in L.A., and in 1958 Mr. Mariano accepted a teaching position at Berklee. He only lasted two terms before moving back west, accompanied by the young piano phenom Toshiko Akiyoshi.
The pair married in 1959 and over the course of several years bounced from New York, where they formed the Toshiko Mariano Quartet and Mr. Mariano performed and recorded with Mingus, to Tokyo, back to New York, and then to Boston, where Mr. Mariano returned to teaching in the mid-1960s.
“I had him for an ensemble, and every week he would stop the band and pick on somebody,’’ said Mr. Mariano’s former student, saxophonist Arnie Krakowsky of Boston. “Four, five, six weeks go by, and he didn’t stop me, and I thought I must be doing better than I think. Then one day, he stopped the band and pointed at me and said: ‘You. When you go home this weekend, I want you to tell your mother and father that you want to be a doctor or a lawyer.’ That was his way of telling me I needed to practice. When we saw Charlie walking the halls at Berklee, we would walk the other way. We were petrified of him. He was that good.’’
Mr. Mariano also became known for his work on the nadaswaram, a South Indian woodwind instrument he discovered on an extended trip to Kuala Lumpur.
After divorcing Ms. Akiyoshi in 1967, Mr. Mariano wandered the globe for years, commuting between the United States (he had yet another go teaching at Berklee) and Europe (where he eventually settled).
Following the formation of Osmosis, his early jazz fusion group, Mr. Mariano devoted his last several decades to exploring musical amalgams inspired by other cultures, as well as by pop and rock. He was diagnosed in 1995 with advanced prostate cancer and given a year to live by his doctors, but with the help of alternative therapies and conventional treatment he lived another 14.
“His music was the music of a traveler,’’ says Eric Jackson, longtime host of the WGBH show “Jazz with Eric in the Evening.’’ “Just look at the places Charlie called home in the course of his life. He was on a lifelong musical journey.’’
Mr. Mariano leaves his wife, painter Dorothee Zippel Mariano of Cologne; his sister Connie Rosato; six daughters, Sherry of Salisbury, Cynthia and Melanie Lamar, both of Merrimac, Celeste Perrigo of Berwick, Maine, Monday Michiru of Long Island, N.Y., and Zana of Toronto, Canada; six grandchildren; and two great-grandchildren.
Mr. Mariano is being cremated in Germany, and the ashes will be entombed at the family grave in Boston.
By Joan Anderman, Boston Globe (17 июня 2009)
Charlie Mariano, the Boston-born saxophonist who gained world renown as a performer with his former wife, Toshiko Akiyoshi; Stan Kenton; and Charles Mingus, among many others, died yesterday at Mildred Scheel Hospiz in Cologne, Germany, his longtime home. Mr. Mariano, who had battled cancer for years, was 85.
“He was the dean of Boston jazz musicians,’’ says jazz impresario George Wein, a Boston native who resides in New York and was a colleague and friend of Mr. Mariano’s since the 1940s. “Charlie was a wanderer, and he left his mark wherever he went.’’
Born Carmine Ugo Mariano in 1923, he was weaned on his father’s beloved Italian operas and the big bands he heard on the radio: Benny Goodman, Duke Ellington, and Count Basie, whose saxophonist Lester Young became Mr. Mariano’s first musical hero. He would not get his own saxophone until his 18th birthday, but in short order, the ambitious young musician was playing nightly at Izzy Ort’s bar and dance hall in what was then known as Boston’s combat zone, for $19 a week.
Mr. Mariano was drafted in 1943, but never saw combat. He was tapped to play in one of the several small music ensembles that entertained at officers’ clubs. Near the end of the war, Mr. Mariano, who was stationed on an air base north of Los Angeles, heard Charlie Parker play live for the first time, during Parker’s first West Coast gig, at Billy Berg’s jazz club in Hollywood.
“He completely turned my head,’’ Mr. Mariano said of Parker in “Tears of Sound,’’ a 1993 biography of Mr. Mariano published in Germany. Taken with the sax great’s inventive harmonics, newfangled rhythmic figures, and breakneck tempos, “I chased Bird’s sound, his way of phrasing. I listened to his solos on recordings for hours, wrote them down, and played it.’’
As it was for many alto saxophonists, Mr. Mariano found his muse and musical foundation in Parker’s ground-breaking sound. After leaving the Army in 1945, he drifted to Chicago, then Albuquerque, picking up work where he could, and finally wound up back in Boston. When the big-band era began winding down and many local clubs were closed, the largely self-taught Mr. Mariano enrolled in music school for the first time, at the Schillinger House of Music, which would later be renamed Berklee College of Music.
Mr. Mariano started to develop his own sound under the tutelage of Joe Viola, and he became a fixture on Boston’s vibrant jazz scene, collaborating with Nat Pierce, Jaki Byard, and fellow students Herb Pomeroy and Quincy Jones. In 1950, Mr. Mariano released his first recording as a bandleader, and several years later founded the Jazz Workshop, a hands-on school that emphasized experience over instruction and later evolved into a popular nightclub.
At the end of 1953, the financially strapped Mr. Mariano received a life-changing call from Stan Kenton, who tapped the saxophonist for his big band. After a couple of years on the road, Mr. Mariano settled in Southern California, where he joined drummer Shelly Manne’s band and worked as a session player.
But he soon grew disenchanted with the hours spent behind the wheel of a car and the relentlessly “cool’’ jazz scene in L.A., and in 1958 Mr. Mariano accepted a teaching position at Berklee. He only lasted two terms before moving back west, accompanied by the young piano phenom Toshiko Akiyoshi.
The pair married in 1959 and over the course of several years bounced from New York, where they formed the Toshiko Mariano Quartet and Mr. Mariano performed and recorded with Mingus, to Tokyo, back to New York, and then to Boston, where Mr. Mariano returned to teaching in the mid-1960s.
“I had him for an ensemble, and every week he would stop the band and pick on somebody,’’ said Mr. Mariano’s former student, saxophonist Arnie Krakowsky of Boston. “Four, five, six weeks go by, and he didn’t stop me, and I thought I must be doing better than I think. Then one day, he stopped the band and pointed at me and said: ‘You. When you go home this weekend, I want you to tell your mother and father that you want to be a doctor or a lawyer.’ That was his way of telling me I needed to practice. When we saw Charlie walking the halls at Berklee, we would walk the other way. We were petrified of him. He was that good.’’
Mr. Mariano also became known for his work on the nadaswaram, a South Indian woodwind instrument he discovered on an extended trip to Kuala Lumpur.
After divorcing Ms. Akiyoshi in 1967, Mr. Mariano wandered the globe for years, commuting between the United States (he had yet another go teaching at Berklee) and Europe (where he eventually settled).
Following the formation of Osmosis, his early jazz fusion group, Mr. Mariano devoted his last several decades to exploring musical amalgams inspired by other cultures, as well as by pop and rock. He was diagnosed in 1995 with advanced prostate cancer and given a year to live by his doctors, but with the help of alternative therapies and conventional treatment he lived another 14.
“His music was the music of a traveler,’’ says Eric Jackson, longtime host of the WGBH show “Jazz with Eric in the Evening.’’ “Just look at the places Charlie called home in the course of his life. He was on a lifelong musical journey.’’
Mr. Mariano leaves his wife, painter Dorothee Zippel Mariano of Cologne; his sister Connie Rosato; six daughters, Sherry of Salisbury, Cynthia and Melanie Lamar, both of Merrimac, Celeste Perrigo of Berwick, Maine, Monday Michiru of Long Island, N.Y., and Zana of Toronto, Canada; six grandchildren; and two great-grandchildren.
Mr. Mariano is being cremated in Germany, and the ashes will be entombed at the family grave in Boston.
- AlexMachen
- модератор
- Сообщения: 2873
- Зарегистрирован: Вт мар 25, 2008 11:16
- Откуда: Кировоград, Украина
- Контактная информация:
никто почемуто не пишет о Майкле Джексоне. лично для меня он мало интерсен после того, как за него взялся маститый манимейка Квинси Джонс. но вот он в Джексонс 5 и его первые сольники, которые на Мотауне (на Евроньюс почемуто говорят, что Триллер - третий альбом), - просто замечательный соул. а его детский голос - это просто нечто.
жаль только, что у него жуки в голове завелись.
жаль только, что у него жуки в голове завелись.
- Владислав «vvb5p»
- администратор
- Сообщения: 6145
- Зарегистрирован: Чт май 12, 2005 17:10
- Откуда: Воронеж
- Контактная информация:
- AlexMachen
- модератор
- Сообщения: 2873
- Зарегистрирован: Вт мар 25, 2008 11:16
- Откуда: Кировоград, Украина
- Контактная информация: