Ударники и барабанщики.
Модераторы: wolk_off, AlexMachen
В одном из глянцевых журналов прочитал эссе Эдуарда Лимонова об одной Нью-Йоркской безшабашной девчонке...это было время конца 70-х..они любили друг-друга, предавались всяким секс извращениям ...знаете что за дива была? Я чуть не упал - Marilyn Mazur...наверное самая интересная женщина -перкуссионистка сегодня
- Владислав «vvb5p»
- администратор
- Сообщения: 6145
- Зарегистрирован: Чт май 12, 2005 17:10
- Откуда: Воронеж
- Контактная информация:
- Nikolai Shienok
- джазофил
- Сообщения: 777
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 21:45
- Откуда: Москва-Химки
Мэрилин Мазур можно иметь удовольствие лицезреть в группе Майлза Дэвиса на DVD Live in Munich 1988. Там у неё замечательный сольный номер.
Вообще-то, если я не ошибаюсь, Мэрилин Мазур родом из Дании и с Майлзом Дэвисом познакомилась в 1984 году, когда в Копенгагене записывалась пластинка AURA (Columbia, 1989). Как-то вся эта история с Лимоновым представляется весьма сомнительной...
Вообще-то, если я не ошибаюсь, Мэрилин Мазур родом из Дании и с Майлзом Дэвисом познакомилась в 1984 году, когда в Копенгагене записывалась пластинка AURA (Columbia, 1989). Как-то вся эта история с Лимоновым представляется весьма сомнительной...
- Nikolai Shienok
- джазофил
- Сообщения: 777
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 21:45
- Откуда: Москва-Химки
- Nikolai Shienok
- джазофил
- Сообщения: 777
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 21:45
- Откуда: Москва-Химки
- Nikolai Shienok
- джазофил
- Сообщения: 777
- Зарегистрирован: Пн окт 17, 2005 21:45
- Откуда: Москва-Химки
А вот, впрочем, и сам текст, "вдохновивший" эту дискуссию. Нашел в сети. Теперь судите сами...
Эдуард Лимонов "Лысая певица"
Существуют женщины, о встречах с которыми мужчины вспоминают на тюремных нарах – и смеются от радости.
Когда долго живешь на свете, то забываешь сам себя, каким ты был когда-то, в тот или иной период. Правда, если иметь архив фотографий, то можно вспомнить себя, каким ты был, скажем, в конце 70-х годов в Нью-Йорке. Но мой архив развеян ветром переездов, войн, тюремного заключения.
Кстати, о тюремном заключении. Меня десять месяцев судили в Саратове, и все это время я получал газеты и журналы. Лучшими днями для чтения были суббота и воскресенье, когда я не ездил в суды. Однажды, взгромоздившись на шконку, я с наслаждением перечитывал полученные газеты числом более десятка. И вдруг наткнулся на музыкальную рецензию. Кажется, на предпоследней странице «Коммерсанта» в секции культуры. Критик доброжелательно написал об очень известном в Соединенных Штатах и в мире, но неизвестном мне оркестре из Нью-Йорка. Если не ошибаюсь, коллектив так и назывался: New York Orchestra. Рецензия была снабжена фотографией этого большого оркестра. Среди мужчин-музыкантов стояла женщина, которую я безошибочно узнал, хотя прошло четверть века. Мэрилин Мазюр – моя подружка, девочка-фотограф из школы visual arts в Нью-Йорке — смотрела на меня взрослая, но мало изменившаяся. И чтобы у меня не было сомнений, рецензент особо отметил отличную игру на ударных инструментах «знаменитой Мэрилин Мазюр».
Все данные сходились. За исключением профессии. Но в конце концов в пору нашей с ней любви ей было лет 19-20. В таком возрасте часто меняют увлечения. Внизу проснулись сокамерники, а я смотрел и смотрел на фотографию своей бывшей юной подруги и с наслаждением вспоминал ее. На фотографии на ней белая блуза, длинные вьющиеся черные локоны парика. По-видимому, она и сейчас носит парик, как носила его тогда. Из-за того парика я за глаза называл ее: Лысая певица.
Лысая певица была обворожительная юная еврейка из Бруклина. Я обнаружил, что она носит парик, в первый же вечер нашего знакомства, когда этот парик сдвинулся ей на лоб в результате нашей страсти друг к другу. Мы приехали в мой отель на Бродвее, в дешевую и не очень чистую мою комнату, и с наслаждением made love. В те годы еще не появился СПИД и отношения между полами не были стеснены ненужными церемониями, так что мы схватили друг друга на праздновании чьего-то дня рождения, вцепились и не выпустили. Потом стали встречаться, потому что понравились друг другу в постели. Мэрилин была высокая, сисястая, но худая девочка с тонкой талией и крупными бедрами и попой. Родители ее были детьми еврейских эмигрантов из Восточной Европы.
Я так никогда толком и не понял, почему она носит парик. Она никогда его не снимала полностью, но я успевал всякий раз заметить, что под париком она была свежеострижена, как осеннее восточноевропейское поле. Мне она объяснила, что, когда нервничает, выдирает себе волосы. Однако невротичкой я бы ее никогда не назвал, она была скорее экзальтированной, увлекающейся, похотливой молодой самочкой, влюбившейся в молодого мужика из России. Любопытная, она шлялась повсюду со своим фотоаппаратом. Помню, что однажды она снимала беременных моделей, там, где сейчас находится Sea Port, в нижнем Манхэттене, тогда там были пустыри и склады. В другой раз она привела меня на заседание садомазохистского клуба «Нахтигаль» на 14-й улице. В те годы подобные клубы были запрещены, и в окрашенном красной краской большом ангаре царило нервное оживление. Собравшиеся ожидали полицейского рейда. В конце концов мы стали встречаться в ее квартире в Бруклине и предавались там безудержной страсти: у меня, извините, несколько раз кровоточил истертый об нее член. Однажды она, стесняясь, долго и старательно снимала меня голого. Но снимки показывать отказалась, якобы ничего не вышло, потому что, посетовала она, «я слишком люблю тебя, Эдуард!».
У меня долгое время хранилось несколько фотографий — я и Мэрилин в ее квартире, — сделанных ее учителем фотографии, седой дамой по имени Эрика (вот фамилии уже не помню). Там она, как юная страстная козочка, такая Кармен, смотрит на меня влюбленными глазами, а я протягиваю ей цветок. На фотографии я выгляжу как этакий длинноволосый соблазнитель. И я без очков: носил контактные линзы.
Разошлись мы постепенно. По-видимому, причиной было то обстоятельство, что я любил ее меньше, чем она меня. Кроме нее у меня были другие девочки, а у нее, я думаю, не было тогда других увлечений. Я не оценил ее тогда.
И вот на тюремной шконке в Саратове — третий корпус Саратовской центральной тюрьмы, зима только что начавшегося 2003 года — и теплые чувства, и радость посетили меня. Я вспомнил ее тело, и нашу молодую любовь, и мою заносчивость и наглость, и ее шепот: «I love you, Edward», и истертый в кровь свой член, и расхохотался.
«Что, Вениаминыч, классный сон приснился?» – спросил снизу старший по камере Игорь, оторвавшись от лицезрения телевизора.
«Девка тут одна была, – пояснил я. – Дурак я был. Любила меня. Четверть века прошло».
Игорь не ответил мне, так как игроки «Спартака» повели мяч к воротам противника. Он заорал: «А-а-а-а!» Ну и вся камера с ним.
В двух моих книгах, «Дневник Неудачника» и «История его слуги», есть персонажи: Лысая певица и фотограф Сэра. Это одно и то же лицо. Мэрилин Мазюр.
Эдуард Лимонов "Лысая певица"
Существуют женщины, о встречах с которыми мужчины вспоминают на тюремных нарах – и смеются от радости.
Когда долго живешь на свете, то забываешь сам себя, каким ты был когда-то, в тот или иной период. Правда, если иметь архив фотографий, то можно вспомнить себя, каким ты был, скажем, в конце 70-х годов в Нью-Йорке. Но мой архив развеян ветром переездов, войн, тюремного заключения.
Кстати, о тюремном заключении. Меня десять месяцев судили в Саратове, и все это время я получал газеты и журналы. Лучшими днями для чтения были суббота и воскресенье, когда я не ездил в суды. Однажды, взгромоздившись на шконку, я с наслаждением перечитывал полученные газеты числом более десятка. И вдруг наткнулся на музыкальную рецензию. Кажется, на предпоследней странице «Коммерсанта» в секции культуры. Критик доброжелательно написал об очень известном в Соединенных Штатах и в мире, но неизвестном мне оркестре из Нью-Йорка. Если не ошибаюсь, коллектив так и назывался: New York Orchestra. Рецензия была снабжена фотографией этого большого оркестра. Среди мужчин-музыкантов стояла женщина, которую я безошибочно узнал, хотя прошло четверть века. Мэрилин Мазюр – моя подружка, девочка-фотограф из школы visual arts в Нью-Йорке — смотрела на меня взрослая, но мало изменившаяся. И чтобы у меня не было сомнений, рецензент особо отметил отличную игру на ударных инструментах «знаменитой Мэрилин Мазюр».
Все данные сходились. За исключением профессии. Но в конце концов в пору нашей с ней любви ей было лет 19-20. В таком возрасте часто меняют увлечения. Внизу проснулись сокамерники, а я смотрел и смотрел на фотографию своей бывшей юной подруги и с наслаждением вспоминал ее. На фотографии на ней белая блуза, длинные вьющиеся черные локоны парика. По-видимому, она и сейчас носит парик, как носила его тогда. Из-за того парика я за глаза называл ее: Лысая певица.
Лысая певица была обворожительная юная еврейка из Бруклина. Я обнаружил, что она носит парик, в первый же вечер нашего знакомства, когда этот парик сдвинулся ей на лоб в результате нашей страсти друг к другу. Мы приехали в мой отель на Бродвее, в дешевую и не очень чистую мою комнату, и с наслаждением made love. В те годы еще не появился СПИД и отношения между полами не были стеснены ненужными церемониями, так что мы схватили друг друга на праздновании чьего-то дня рождения, вцепились и не выпустили. Потом стали встречаться, потому что понравились друг другу в постели. Мэрилин была высокая, сисястая, но худая девочка с тонкой талией и крупными бедрами и попой. Родители ее были детьми еврейских эмигрантов из Восточной Европы.
Я так никогда толком и не понял, почему она носит парик. Она никогда его не снимала полностью, но я успевал всякий раз заметить, что под париком она была свежеострижена, как осеннее восточноевропейское поле. Мне она объяснила, что, когда нервничает, выдирает себе волосы. Однако невротичкой я бы ее никогда не назвал, она была скорее экзальтированной, увлекающейся, похотливой молодой самочкой, влюбившейся в молодого мужика из России. Любопытная, она шлялась повсюду со своим фотоаппаратом. Помню, что однажды она снимала беременных моделей, там, где сейчас находится Sea Port, в нижнем Манхэттене, тогда там были пустыри и склады. В другой раз она привела меня на заседание садомазохистского клуба «Нахтигаль» на 14-й улице. В те годы подобные клубы были запрещены, и в окрашенном красной краской большом ангаре царило нервное оживление. Собравшиеся ожидали полицейского рейда. В конце концов мы стали встречаться в ее квартире в Бруклине и предавались там безудержной страсти: у меня, извините, несколько раз кровоточил истертый об нее член. Однажды она, стесняясь, долго и старательно снимала меня голого. Но снимки показывать отказалась, якобы ничего не вышло, потому что, посетовала она, «я слишком люблю тебя, Эдуард!».
У меня долгое время хранилось несколько фотографий — я и Мэрилин в ее квартире, — сделанных ее учителем фотографии, седой дамой по имени Эрика (вот фамилии уже не помню). Там она, как юная страстная козочка, такая Кармен, смотрит на меня влюбленными глазами, а я протягиваю ей цветок. На фотографии я выгляжу как этакий длинноволосый соблазнитель. И я без очков: носил контактные линзы.
Разошлись мы постепенно. По-видимому, причиной было то обстоятельство, что я любил ее меньше, чем она меня. Кроме нее у меня были другие девочки, а у нее, я думаю, не было тогда других увлечений. Я не оценил ее тогда.
И вот на тюремной шконке в Саратове — третий корпус Саратовской центральной тюрьмы, зима только что начавшегося 2003 года — и теплые чувства, и радость посетили меня. Я вспомнил ее тело, и нашу молодую любовь, и мою заносчивость и наглость, и ее шепот: «I love you, Edward», и истертый в кровь свой член, и расхохотался.
«Что, Вениаминыч, классный сон приснился?» – спросил снизу старший по камере Игорь, оторвавшись от лицезрения телевизора.
«Девка тут одна была, – пояснил я. – Дурак я был. Любила меня. Четверть века прошло».
Игорь не ответил мне, так как игроки «Спартака» повели мяч к воротам противника. Он заорал: «А-а-а-а!» Ну и вся камера с ним.
В двух моих книгах, «Дневник Неудачника» и «История его слуги», есть персонажи: Лысая певица и фотограф Сэра. Это одно и то же лицо. Мэрилин Мазюр.
Последний раз редактировалось Nikolai Shienok Пт авг 18, 2006 15:35, всего редактировалось 2 раза.