А.Кан - Пока не начался джаз

[vladmak]

Портал Top4Top с гордостью представляет вашему вниманию фрагмент еще не вышедшей книги известного джазового критика и продюсера Александра Кана "Пока не начался Jazz...".

Книга выходит в апреле 2008 года в издательстве "Амфора", С-Пб, http://www.amphora.ru/

В 70-80-е годы – Александр Кан был организатором основных событий в области новой музыки в Ленинграде. С 1989 по 1993 годы - организатор фестиваля «Открытая музыка» (первого фестиваля свободной музыки в СССР-России). С 1996 г. – обозреватель Русской службы Би-би-си в Лондоне. С 2005 года - продюсер российской программы Лондонского джазового фестиваля.

«Пока не начался Jazz…»
Со времени описываемых в этой книге событий прошло четверть века. Многих ее героев уже нет в живых, у многих жизнь с тех пор кардинально изменилась. Было бы, по меньшей мере, наивно говорить, что я скучаю по этим годам, годам «железного занавеса».
И все же я скучаю.

Скучаю по духу революции, по радикализму юности, по всему тому, что мы ощущали в бурные 80-е. В нашем, на первый взгляд, маленьком мирке мы чувствовали невероятное братство и пребывали в иллюзии, что братство это распространится через границы и время.
Деньги не существовали, не имели ценности и не принимались в расчет.
Единственное, что имело смысл - музыка.
Поистине, золотые годы…

Революция в искусстве, как и любая другая, всегда неожиданна. Глядя из будущего, историки и искусствоведы находят ей рациональное объяснение, раскапывают причины и следствия и распутывают клубок политических, культурных и эстетических причин, по которым взрыв был неизбежен. Как могли наивные и недальновидные современники не заметить, что у них на глазах творится история?!

В гуще событий у свидетеля и участника нет возможности на мгновение остановиться, на шаг отступить, отстраниться и взглянуть на происходящее со стороны.

Я, однако, убежден: если и в самом деле повезет, и окажешься в центре бурного революционного потока, то перепутать и принять его за плавный и тихий ход эволюции невозможно. Наоборот, вихрь событий настолько захватывает, что невольно переоцениваешь значимость происходящего у тебя на глазах. Мне повезло: я был свидетелем и, по мере сил, участником такой эстетической революции. Сейчас, годы спустя, приступая к написанию книги, я оказался перед двойной задачей: попытаться воссоздать ее накал, наше собственное возбуждение и в то же время проанализировать происходившее холодным «объективным» взором критика.

В мир новой музыки – не как слушатель, а как активный участник процесса – я окунулся в конце 70-х годов, когда приехал жить в Ленинград. К тому времени я пребывал в убежденности, что рок, моя первая музыкальная любовь, миновал пик своего развития в музыке прогрессив-рока и скатывался в старческий маразм динозавров-супергрупп, всяческий интерес к которым я к тому времени уже потерял. Панк уже существовал, занимал мое воображение как феномен социальный и культурный, но как музыка казался мне предельно примитивным. Новой страстью стал джаз. Очарован я был, правда, не голосами Эллы Фитцджеральд и Луи Армстронга и не оркестром Бенни Гудмана – этими ласкающими слух звуками почти полностью ограничивалась скудная диета джаза, доступного тогда по «официальным» каналам.
Еще до приезда в Ленинград, по западному радио и полуслучайным лентам, переписанным с обретавших где-то в других мирах загадочных дисков, я познакомился с жесткими колючими ранними альбомами Mahavishnu, атмосферной музыкой Weather Report, импрессионистическим джазом ранних пластинок фирмы ЕСМ и даже абстрактными импровизациями Энтони Брэкстона и Art Ensemble of Chicago. Эта музыка казалась куда более смелой и изобретательной, чем все, что мог тогда предложить рок, и я сгорал от нетерпения узнать о ней как можно больше. Знал я тогда еще совсем мало – не было у меня почти никакого представления ни об истории, ни о контексте. Имена Орнетта Коулмена, Джона Колтрейна, Сан Ра или Сесила Тейлора для меня почти ничего не значили.

Интерес и воодушевление еще больше подогревались первыми, пока еще робкими признаками того, что эта странная и захватившая меня музыка существует не только где-то там, за непроницаемым железным занавесом, но и у нас. Никогда не забуду шок, который я испытал в 1977 году, коротая свой год военной службы на острове Новая Земля. Друг-единомышленник извещал меня в письме, что на «Мелодии» - тогда единственной официальной фирме грамзаписи – появилась «пластинка, по сравнению с которой King Crimson – детские песенки». King Crimson тогда для нас был крайним воплощением крутизны авангарда. Образ меня сразил наповал, и я едва дождался дембеля.

Пластинкой, которую имел в виду друг, была Con Anima – первый официальный релиз трио Ганелина. Однако в провинции, где я жил тогда, сыскать эту пластинку, хоть и официально изданную, оказалось чуть ли не тяжелее, чем любой западный диск. С огромным трудом мне удалось раздобыть экземпляр в мятом бумажном «слепом» конверте – ни обложки, ни имен музыкантов, ни инструментария.
Еще труднее было выуживать информацию. Если жалкие крупицы сведений о происходящем на Западе еще кое-как к нам проникали через радиоволны и польские, чешские и гэдээровские музыкальные журналы, на которые я был подписан, то музыкальная жизнь в наших собственных столицах оставалась за семью печатями. Именно из одного из таких журналов – кажется, это была чешская Melodie – я впервые узнал о существовании в Ленинграде джаз-клуба «Квадрат» и о том, что на его сцене некий саксофонист Анатолий Вапиров играет, если верить Melodie, острую, современную музыку.

В этот новый, волнующий мир я и готов был погрузиться с головой, когда переехал в Ленинград в августе 1978 года. Клуб «Квадрат», который я вскоре, хоть и не без труда, отыскал, оказался кружком энтузиастов-любителей. Все они были беззаветно преданы джазу, но занимались пропагандой музыки, которая для моего уха звучала пресно и заплесневело, как кусок черствого хлеба. Воскресные дневные концерты доморощенного диксиленда и довольно вялого бопа были так же далеки от горячности и изобретательности новой музыки, как церковная месса от первобытного ритуала новообращенных. Но я честно отдавал свой долг джазу – каждый вторник целый час тащился через весь город на «квадратовские» посиделки в ДК Кирова, расклеивал на стенах и заборах афиши, таскал аппаратуру на пятый этаж.

Вскоре мои усилия были вознаграждены. Уже через пару месяцев, в ноябре 1978-го, первый фестиваль «Осенние ритмы» (он тогда так, кажется, еще не назывался), наряду с унылым мейнстримом, открыл передо мной целый калейдоскоп звуков, к которым я стремился: сложные композиционные структуры «полистилистики» Ганелина-Тарасова-Чекасина, ритуальная шаманская магия «Архангельска», яростная энергия и блеск вапировского фри-джаза. Именно в квартете Вапирова я впервые увидел и услышал совсем молодого и никому еще не известного пианиста Сергея Курехина с его брызжущей энергией и буйными, агрессивными наскоками на клавиатуру.

Я был воодушевлен и захвачен. Наконец для меня приоткрылось окно в новый мир. Уже через пару недель мы с Курехиным были друзьями: ровесники с практически одинаковой музыкальной эволюцией, оба мы в равной степени были одержимы музыкой. Мы встречались практически каждый день, менялись пластинками, информацией, выстраивали свои собственные доморощенные теории о развитии музыки. В стране, где все было ограниченно, единственное, что было в избытке, это время. Не имея возможности заниматься политикой, бизнесом или путешествовать, мы с головой погружались в книги, пластинки, фильмы и разговоры. Помнится, несколько лет спустя рассказывая иностранному коллеге об этом времени, я назвал его «forced luxury» – время вынужденной роскоши.

Я вошел в круг друзей и знакомых Курехина – музыкантов, художников, литераторов – цвет ленинградского андерграунда. Одним из новых знакомых был Ефим Барбан. Он был нас лет на 20 старше и захватил авангард в момент его зарождения на рубеже 50-х и 60-х. У Ефима была превосходная коллекция пластинок, в «Квадрате» он читал лекции о новом джазе. Он также много писал – главным образом в редактируемый и издававшийся им единолично самиздатовский журнал «Квадрат». Некогда бюллетень одноименного клуба, «Квадрат» к тому времени уже давно превратился в рупор его радикального издателя, а также в средство консолидации нарождающегося в стране новоджазового движения.
Начало 80-х в советской контр-культуре было временем радикальным. Эйфория гласности еще даже не маячила на горизонте. Искусство было разделено так, как никогда до и после, и существовало в двух отдельных друг от друга, зачастую антагонистических и практически не пересекавшихся мирах. С одной стороны – оплачивавшийся и поддерживавшийся государством «официоз». С другой – нонконформисткое, альтернативное и подрывное искусство андерграунда. «Вторая культура», как мы гордо себя тогда именовали, функционировала по своим правилам и законам и умудрилась даже создать собственную инфраструктуру – литературные чтения, концерты, театральные спектакли, кино-просмотры, фестивали, литературные, музыкальные и кино-журналы, самиздат и тамиздат.

Джаз существовал где-то посередине. Двумя десятилетиями ранее он был еще абсолютным парией, и в глазах многих сохранил имидж свободолюбия. Ведь в основе его была импровизация – музыкальная метафора свободы. Однако конец 70-х принес с собой в некогда единый монолит джазового сообщества раскол. Раскол этот был глубинным, разделил джаз на «традиционалистов» и «новаторов» и в какой-то степени повторял то, что происходило на родине этой музыки, в США, в начале и середине 60-х. Более того, традиционалисты, особенно в близкой власти и деньгам столице, втягивались в «официоз» с его гарантированными концертами, пластинками, выступлениями по радио и ТВ, и даже поездками на зарубежные фестивали, которые распределялись все тем же вездесущим государством.

Новоджазовое сообщество, о котором я до приезда в Ленинград лишь смутно догадывался, в стране существовало, хотя и было крайне мало и разрозненно. Небольшая кучка новообращенных грудилась вокруг крупных городов. В Ленинграде была мощная джазовая традиция, и он по праву считался джазовой столицей. Вильнюс, хоть и не обладал разветвленной джазовой жизнью, котировался, тем не менее, очень высоко, хотя бы потому, что там жили музыканты трио Ганелина – главного новоджазового ансамбля. Еще один очевидный джазовый центр был в Новосибирске. Благодаря Академгородку, средоточию научной и интеллектуальной элиты, отдаленный город в центре Сибири мог похвастаться интеллектуальной, политической и культурной жизнью, по насыщенности не уступавшей столицам. Именно в Новосибирске весной 1978 года прошел Симпозиум современной музыки, организованный Сергеем Беличенко – врачом, барабанщиком-самоучкой и еще более безумным энтузиастом нового джаза, чем мы.

Внутренний эмигрант, затворник в башне из слоновой кости своей небольшой ленинградской квартирки, доверху набитой книгами и пластинками, лишь дожидавшийся возможности уехать из страны, Барбан в одиночку вряд ли решился бы составить организационную оппозицию традиционалистам. Увидев в нас с Курехиным двух молодых и полных энергии энтузиастов, на которых можно было опереться, он придумал альтернативу – клуб нового джаза, который должен был отделиться от консерватизма «Квадрата» и начать проповедовать евангелие от Орнетта, Трейна, Сесила и Сан Ра. С добавлением идейно и музыкально близких Штокгаузена, Ксенакиса, Булеза и Кейджа. Нет нужды говорить, что мы были более чем воодушевлены этой идеей. После удачно проведенного Барбаном и привлеченным в помощь Юрием Вдовиным бюрократического маневра в мае 1979 года во Дворце культуры им. Ленсовета открылся Клуб Современной Музыки.

Появившийся в нашем распоряжении собственный, неподвластный цензуре зал стал огромным стимулом и местом сосредоточения новых творческих сил. Эта была лаборатория, в которой трубач Вячеслав Гайворонский начинал играть с 19-летним контрабасистом Владимиром Волковым. Анатолий Вапиров экспериментировал с различными составами и показывал премьеры своих крупных полусимфоиических произведений, Курехин оттачивал сольное фортепианное мастерство, импровизировал с совсем молодым, не чуждым еще экспериментам Игорем Бутманом и нащупывал те формы, которые чуть позже переросли в грандиозную «Поп-механику». Поначалу Клуб Современной Музыки был площадкой исключительно для местных, ленинградских музыкантов, однако слух о нем разлетелся по стране достаточно быстро. Сергей Летов и Валентина Пономарева из Москвы, Владислав Макаров из Смоленска, Владимир Чекасин и его ученики-соратники – Петрас Вишняускас, Витаутас Лабутис, Олег Молокоедов из Вильнюса были постоянными и регулярными гостями Клуба. В апреле 1980-го мы провели первые «Весенние концерты нового джаза» - альтернативу «официальным» «Осенним Ритмам».

Безудержное, ничем не сдерживаемое экспериментаторство стало лозунгом нового объединения. Чекасин, чувствовавший себя несколько скованно в рамках жестких композиционных структур Ганелина, приезжал к нам специально для постановки своих театрализованных шоу, которые дали толчок и курехинской «Поп-механике». Клуб становился модным и как магнит притягивал к себе уже не только музыкантов и любителей новой музыки, но и всех, кто жаждал нового искусства, новых идей, нового духа, тех, кто истосковался по свободе. Рушились все барьеры между видами и формами искусства. Поэты и писатели выходили на сцену вместе с музыкантами, художники нон-конформисты выставляли в фойе свои картины. Рок начал выходить из подполья, и Клуб стал местом пересечения нового джаза и нового рока. Здесь дебютировали «Странные Игры», а Валентина Пономарева пела не только с Курехиным и Чекасиным, но и с «Аквариумом». Клуб стал гаванью и для академического авангарда – первый в истории авторский вечер опального тогда Эдисона Денисова прошел именно на его сцене.

Внезапно буйным цветом расцвели казавшиеся еще несколько лет назад совершенно немыслимыми иностранные контакты. Я регулярно писал о деятельности Клуба в издававшийся в Варшаве журнал Международной джазовой федерации Jazz Forum, в канадскую Coda, американский Cadence. В ответ получал десятки посеем со всего света от людей, интересовавшихся жизнью новой музыки за «железным занавесом». Ян Гарбарек, Ханс Кумпф, Джон Фишер, Элтон Дин, ROVA Saxophone Quartet, Оливер Лейк, Дэвид Ван Тигем были регулярными, пусть иногда выступавшими и полу-инкогното гостями нашей сцены. В то же время Лео Фейгин основал в Лондоне свою Leo Records, и вскоре на нас обрушился поток западных рецензий на релизы наших музыкантов.
Было бы, безусловно, неправильно говорить, что Ленинград был единственным местом, где игралась новая музыка. Система джазовых фестивалей существовала по всей огромной стране, и почти все сколько-нибудь заметные музыканты имели возможность по несколько раз в году играть на фестивалях – от Апатит за Полярным кругом до Одессы на Черном море, от Риги на западе до Красноярска и Хабаровска на востоке.
Все эти фестивали, однако, были джазовыми, в то время как мы тщательно избегали сужающего эстетическую широту ярлыка. Нет нужды говорить, что такой подход нередко вызывал противостояние, а то и враждебность со стороны «традиционалистов». Нашу музыку презрительно называли «собака» - единственное объяснение этому термину я могу найти в некоей аналогии, которая любителям гармонии виделась между завыванием фри-джазового саксофона и собачьим лаем. Мы со своей стороны демонстрировали отсутствие интереса к нашим доморощенным любителям свинга и бопа, и чувствовали гораздо большее идейное родство с продвинутыми рокерами, академическими авангардистами, нонконформистскими художниками, писателями и поэтами.

Несмотря на все претензии на «авангард», в самой музыке чем дальше тем сильнее ощущались приметы постмодернизма, хотя этот термин был нам тогда еще совершенно неизвестен и вошел в обиход лишь в конце 80-х. Уходящая своими корнями в джаз свободная импровизация уступала место более сложным композиционным структурам с вкраплением любых инородных элементов – классики, этники, эстрады, рока, поп-музыки и глобального фольклора.

В отечественной новой музыке 80-х с большей или меньшей отчетливостью можно проследить три основные направления.
Импровизаторы-пуристы. Виолончелист Влад Макаров из Смоленска, ленинградский барабанщик Александр Кондрашкин, Музыкально-импровизационное трио, а затем дуэт Homo Liber из Новосибирска, Сергей Летов вплоть до конца 80-х, когда он основал свое пост-модернистское «ТриО», исповедовали свободную импровизацию не только как эстетический, но и как этический принцип. Свобода от мелодии, гармонии и ритма на практике оказывалась нередко не менее предсказуемой и клишированной, чем любая самая заурядная поп-песня. Со временем пуристы оказались в меньшинстве и чем дальше, тем больше выглядели певцами эстетики вчерашнего дня.
«Серьезные» композиторы. Анатолий Вапиров настойчиво стремился сочинять крупномасштабные, полные пафоса и иногда даже помпезные полуджазовые, полуакадемические композиции в духе Малера, Берга и Мингуса («Макбет», «Линии судьбы», De Profundis) со струнными квартетами, камерным оркестром или даже хором. Еще игравший с Вапировым Курехин все больше и больше тяготился этой серьезностью и в интервью, которое я взял у него осенью 1982 года, признавался, что «в самые пафосные моменты мне хочется нацепить на себя клоунский красный нос». Смело и новаторски работавший в композиции Гайворонский черпал вдохновение в более традиционных источниках: от Баха до Колтрейна, от индийских раг до популярной американской песенки Yankee Doodle. Со временем к «серьезности» все больше и больше тяготел и Ганелин, особенно в работе за пределами трио.

Самыми шумными, яркими и дерзкими были постмодернисты-шоумены, в первую очередь Чекасин и Курехин. Зерно театрализации было посеяно еще в 1976 году в программе ГТЧ «Домашнее музицирование» - Тарасов выходил на сцену в пижаме и весь концерт спал на уютном диване под торшером. Корни этого увлечения вильнюсского трио можно искать в тесных связях Тарасова с кругом московских художников-концептуалистов, которые в свою очередь находились под влиянием поп-арта Энди Уорхола и хэппеннингов в духе нью-йоркского художественного сообщества Fluxus. Ганелин, впрочем, этим полуслучайным эпизодом был недоволен и быстро прекратил подобные фокусы. Даже спустя годы он был заметно раздражен показными жестами, провокационными позами и нарочитым шоуменством Чекасина. Все эти эскапады он презрительно называл «клоунством». Чекасин же, считавший критику Ганелина ни чем иным, как проявлением ревности, из чувства противоречия и упрямства все больше и больше увлекался шоу – поначалу остроумными, полными гротеска и взаимодействия с залом. Однако, чем дальше, тем больше он терял чувство меры и вкуса, и со временем на его концертах я начал испытывал все возраставшее чувство неловкости. Курехин же, со своим врожденным обаянием, харизмой и невероятной сексапильностью, оказался на этой стезе куда более успешным. Качество звучавшей на концертах «Поп-механики» музыки никогда не было ровным, но вихрь образов, культурных аллюзий, полнейшая непредсказуемость, гигантское разнообразие, парадоксальная «неуместность» применяемых художественных средств, бесконечное остроумие, сарказм культурного, социального и политического комментария, тонко вплетенный в ткань веселого действа, неизменно приводили публику в состоянии гипнотического экстаза.
Энергия, изобретательность, яркость и, главным образом, успех ведущих «шоуменов» сделали этот подход заразительным. В течение ряда лет на рубеже 80-90-х «театрализация», казалось, полностью господствовала на отечественной новоджазовой сцене. Вскоре по стопам Курехина и Чекасина пошла группа «Архангельск»: они стали выходить на сцену под залихватский припляс в телогрейках и с алюминиевыми ведрами на головах. «ТриО» в составе саксофониста Сергея Летова и двух друзей Аркадиев – валторниста Шилклопера и тубиста Кириченко – практически все свои программы строило на аналогичном гротесковом постмодернистском подходе. Та же тенденция господствовала и в нашем роке.

С наступлением долгожданной открытости «Gorbachev», «perestroika» и «glasnost» стали моднейшими словами, а Курехин, Чекасин, «ТриО», «АВИА», «Звуки Му» и «АукцЫон» переезжали от одного европейского фестиваля к другому со своими театрализованными джаз- и рок-шоу.
Но это уже было началом другой эпохи.
Новая музыка, как и все в стране, трансформировалась, менялись формы и способы ее существования. Забрезжила возможность выездов за границу и беспрепятственного, бесконтрабандного приглашения многочисленных западных музыкантов. Мы упорно пробивались за ветшавший железный занавес, и, казалось, еще немного – и наша музыка «завоюет мир». Рождались новые организационные формы. Стали появляться первые, пока робкие зародыши клубов нового типа – настоящих, с баром, с ежевечерними представлениями.

В конце 80-х неутомимый Владимир Борисович Фейертаг создал организацию «Интерджаз», которая взяла под свое крыло новый фестиваль «Открытая музыка», непосредственного наследника «Весенних концертов нового джаза». Раздвигались эстетические и географические границы, и потому в новом названии была сознательно утрачена прежняя и без того нежесткая связь с джазовыми корнями – музыка открытая любым влияниям, незаштампованная, живая, свободная.
Пришел капитализм, и с ним тяжелое осознание нового, не менее жесткого чем идеология и цензура, экономического пресса.

Как и в роке, когда-то начинавшемся в Ленинграде, шло медленное перемещение центра тяжести в столицу. Усилиями Николая Дмитриева и Дмитрия Ухова некогда тихая в смысле новой музыки Москва стала полниться концертами, гастролями и фестивалями. Появились первые независимые лейблы, вокруг которых группировались новые музыканты.
На короткое время центр нашей новой музыки переместился даже в Нью-Йорк. Потрясенный смертью Курехина его соратник по «Поп-механике» Боря Райскин придумал великолепный SKIF, который, впрочем, стоил ему жизни. SKIF переехал в Питер, и в какие-то мгновения мне, уже к тому времени перебравшемуся в Лондон, казалось, что здесь вновь – центр вселенной. «У вас здесь прямо в небо столп света идет» - сказал мне как-то восторженный молодой музыкант, приехавший на SKIF из Ярославля.
Теперь в фестивальную череду, начатую «Весенними концертами нового джаза», продолженную «Открытой музыкой» и SKIFом, вписался еще один новейший отпрыск – «Аппозиция».

Смерть выбивает друзей и соратников. Нет Курехина, Райскина, Кондрашкина, Тани Диденко, Володи Резицкого, Коли Дмитриева, Дюши Романова, Валеры Дудкина и многих, очень многих других.
С каждым из них что-то уходит. Но главное остается. Остается наша память. И остается музыка.

Эта книга – лишь кусочек ее истории. То, что не вошло на ее страницы, по-прежнему ждет своего часа.

[ivan_buratino]

Спасибо. Куплю.

[vladmak]

что то пока народ молчит.....
а вот что вы, господа думаете по поводу ВОТ ТАКОЙ сентенции на мой и не только счет:

В отечественной новой музыке 80-х с большей или меньшей отчетливостью можно проследить три основные направления.
Импровизаторы-пуристы. Виолончелист Влад Макаров из Смоленска, ленинградский барабанщик Александр Кондрашкин, Музыкально-импровизационное трио, а затем дуэт Homo Liber из Новосибирска, Сергей Летов вплоть до конца 80-х, когда он основал свое пост-модернистское «ТриО», исповедовали свободную импровизацию не только как эстетический, но и как этический принцип. Свобода от мелодии, гармонии и ритма на практике оказывалась нередко не менее предсказуемой и клишированной, чем любая самая заурядная поп-песня. Со временем пуристы оказались в меньшинстве и чем дальше, тем больше выглядели певцами эстетики вчерашнего дня.

Однако, сравнение с клише поп-песни..!!!?????????
и эстетике вчерашнего дня......................
перефразируя Кан мне друг, но истина дороже!
...........................................................

[Roman]

что то пока народ молчит.....
а вот что вы, господа думаете по поводу ВОТ ТАКОЙ сентенции на мой и не только счет...

Влад, я как раз статью пишу о свободной импровизации, потому эта цитата своевременно (для меня) появилась. Нет смысла пересказывать, о чём будет статься, однако коротенько выскажусь в связи с цитатой. "Пуристы" действительно оказались в меньшинстве, но совершенно не потому, что являлись (и являются) приверженцами "эстетики вчерашнего дня". Причина, на мой взгляд, в другом: за время своего короткого и большей частью полуподпольного существования свободная импровизационная музыка в России не приобрела характер школы, как это случилось в США, Голландии или Англии. Естественно, по объективным причинам: сначала "совок" мешал, а потом стало вообще не до музыки. Но шанс создания собственной школы свободной импровизации есть как раз сейчас - чем и стоит активно заниматься.

А по самой книге пока сложно высказаться - до нас, к примеру, она ещё не доехала.

[Джейкоб]

Естественно, по объективным причинам: сначала "совок" мешал, а потом стало вообще не до музыки.

Есть мнение что, "совок" тоже и помогал. Аудитория была заинтересованная и мало сведующая, велась на все "другое". Когда ажиотаж спал, случайная публика рассеялась, а эстеты, накушавшись, вдруг обнаружили "клишэ" (хотя они были есть и будут везде, и в попе и в свободной импровизации - невелико откровение).

Опять же в изоляции, легче чувствовать свою исключительность. Тут имхо есть явная параллель с "русским роком" и его непотопляемым тезисом что, "зато у нас тексты лучше".

Но вообще на "пуристов" несправедливо катить бочку, если через две строчки петь дефирамбы "поп-механике". Проблемы примерно одни. Да и само разделение выглядит довольно искусственно, видимо выдает симпатии летописца...

[AlexMachen]

после прочитанного кажется, что автор считает, что если пианист не танцует чечетку на крышке рояля, то это уже
"эстетика вчерашнего дня"

[Roman]

после прочитанного кажется, что автор считает, что если пианист не танцует чечетку на крышке рояля, то это уже
"эстетика вчерашнего дня"

Придётся брать уроки танца, чтобы быть современным... а так не хочется!

[vladmak]

..." и патроны есть - да стрелять некому...!"
прошу прошения, по-постмодернистки-поп-механистки - "КАК БЫ некому..."

[Roman]

Нашёл интересное письмо А. Плюснина, адресованное А. Кану по поводу его книги. Цитирую:

письмо А.Кану по поводу выхода его книги "пока не начался джаз"

"пока не кончился газ"

мне было интересно узнать об этой стороне того, что происходило в питере в начале 80 (очевидно фокус именно там, несмотря на более широкие временные рамки). как ты знаешь, тогда я уже жил в москве и многое из того, что происходило здесь прошло мимо меня. удивительно, но я чудом застал твой клуб когда учился на первом курсе еще в лэти. понял я это когда читал; оказывается я был на концерте аквариума в промке (кстати, почему ты никогда не упоминаешь этого красивого названия дк ленсовета?). тогда я и не подозревал о ксм. пожалуй это был лучший концерт аквариума, который я видел (тут я с тобой согласен), хороших я не видел никогда. лучший в данном случае не значит хороший, концерт мне не понравился, я посчитал его эпигонским, а то новое, что потом так увлекло меня в аквариуме я, видимо, еще не был готов воспринять. помню только севку лежащего на виолончели (да и это цитата из monkees).
надо ли мне хвалить а потом спорить или можно сразу спорить? написано прекрасно, живо, и, по-моему, гораздо литературней схожих книг, хотя бы из-за меньшего количества инверсий, чем это принято в подобных жанрах нашими доморощенными писателями-мемуаристами. немного раздражает оранжевый цвет цитат, некоторые из которых я просто не смог прочесть из-за плохого зрения и освещения здесь в белоострове. по-моему это лишнее. очень интересные фотки. может быть маловато ссылок и упоминаний произведений того времени (вышедших книг, пластинок, фильмов), я понимаю для тебя это само собой разумеющиеся артефакты, но я бы с удовольствием бы почитал-послушал документы "той эпохи", как, например, книгу барбана.
теперь насчет "той эпохи".
я вижу твои отписки типа "это другая история", "это ждет своего писателя" и т.д. и это правда. но не стоило ли наметить мостики и пути в эти "следующие" времена? не могу отрешиться от впечатления, что описанное тобой время и события этого времени существуют как-бы вне контекста и являются вещью в себе, пусть и прекрасной. я понимаю, что многое и многие умерли, понимаю твою ностальгию, но... о чем ты пишешь? ты просто мемуарист вышедший на покой и тешащий свои воспоминания или ты все же историк, и, тогда от тебя вправе ожидать больше анализа, большей объективности и большей, прости, пищи для ума. знаю, что ты заподозришь меня в ревности, что нет упоминаний о последующих событиях и следовательно обо мне, хотя бы и косвенно. я сам себя заподозрил в этом, но, знаешь, чем дальше я двигаюсь, тем меньше нахожу в себе этих амбиций, просто нету времени и сил на "пропихивание" себя.
если то, что ты описываешь лишь эпизод и составная часть борьбы за абстрактную свободу, от тоталитарного ли режима или от любого другого диктата, и этот эпизод, эта борьба привела к почти искомому результату, тогда да, тогда возможно ограничиться 80-ми, но ведь это не так! это как остановить биографию наполеона на аустерлице. а как же бородино, москва, ватерлоо, в конце концов? и дело не в справедливости упоминания или умолчания, дело в самой сути. о чем речь? о чем ты пишешь? для чего? для чего был ксм? зачем "новая музыка"? почему мы ищем и чего мы ищем?
я не призываю тебя писать об истории освобождения духа от адама, но суть того, что вы все тогда делали не должна быть завуалирована биографиями отдельных участников, их иконизацией или остракизмом. эта история не начинается и не заканчивается героями книги, и это, мне кажется, надо было дать понять читателю.
я знаю, что ты добрый и очень хороший человек, за то и люблю. история вынесла тебя на позицию, где на тебя ложится огромная ответственность, и ты уже не можешь от этого откреститься и "уйти на заслуженный отдых". ты можешь скрыться в лондоне и не принимать активного участия в процессах к инициации которых ты приложил руку, но если ты вылезаешь на свет с книгой. ты должен осознавать всю ответственность. наши дети с нас спросят, и мы не сможем свалить на других или обстоятельства то что произошло с нашей страной. когда ребенок умирает от наркотиков в этом виноваты родители и никто больше.
наша последняя встреча заронила во мне надежду, что ты не окончательно "отошел от дел" и устал, что ты видишь и понимаешь в какой, еще большей жопе все оказались, и эта жопа гораздо свежее, и от того сильнее чем созревшее к распаду совковое номенклатурное общество 80-х, что зверь внутри а не снаружи. а посмотри что делают немногие оставшиеся в живых герои твоей книги. в лучшем случае они кое-как справляются со своей судьбой, большинство пьет и свинячит, те у кого нет на то здоровья и сил просто сибаритствуют. кто нибудь из них печется о новых поколениях? о продолжении традиций? о воспитании и передаче мастерства? 10 лет назад можно было свалить на тяжелую материальную ситуацию в стране, теперь это не прокатит. вот, положим, я молодой читатель твоей книги. половины героев уже нет в живых, часть оставшихся канула в лету, остальные представляют для молодого пытливого ума жалкое зрелище в ореоле своей "заслуженной славы". надо ли удивляться конфликту поколений, тому, что молодежь не верит и в гробу видала. а ты им препедносишь книгу в которой написано, что, нет когда-то эти люди были такие же как вы, также хотели улучшить и изменить мир, боролись с людоедами и бармалеями. а она, молодежь, смотрит и видит результат - победивших кгбэшников (частых антигероев твоей книги), бандитов, комсомольцев, приспособленцев, ренегатов и прочую мразь. а овеянные славой герои в лучшем случае в гробу. при всей красоте истории контркультуры 80-х, нашей рок революции это история фиаско! мы прриграли, и обязаны предостеречь будущее от наших ошибок.


Источник тут - http://www.aposition.org/

[AlexMachen]

я читал уже это письмо. и его автор очень точно угадал мои, молодого читателя, ощущения. правда, книги Кана я не читал, а только приведенный здесь отрывок

[Nikolai Shienok]

Даже если уважаемый автор и перепишет книгу по-новому, на что уповает не менее уважаемый автор вышеприведенного письма, поражение не превратится в победу (если только не поменять слова местами и не сделать вид, что всё хорошо). Хотя всё, на самом деле, не так уж и плохо.
Всё - обычно, всё - как всегда. И напрасно автор письма тешит себя иллюзиями, что какая-то книжка может кого-то от чего-то предостеречь. Каждое поколение предпочитает совершать собственные ошибки, а не учиться на опыте предыдущих. Разве не так?

[Джейкоб]

...поражение не превратится в победу (если только не поменять слова местами и не сделать вид, что всё хорошо). Хотя всё, на самом деле, не так уж и плохо.
Всё - обычно, всё - как всегда. И напрасно автор письма тешит себя иллюзиями...

Помоему это вы уважаемый, тешите себя иллюзиями. Прямо у нас на глазах тут сами себя загипнотизировали

Тут дело не в абстрактных поколениях а в том что, конкретно "новая музыка" (предмет книги и письма) перманентно на грани издыхания. А те кто, что-то еще пытаются делать, ездят за свои и играют за свои, и мест где они могут это делать, все меньше. Автор письма как-раз говорит что ненадо слова местами менять и зарывать голову в песок, нечестно. Высказывает автору книги свое недовольство.

[Nikolai Shienok]

Помоему это вы уважаемый, тешите себя иллюзиями.

Это какими же?

[Джейкоб]

Помоему это вы уважаемый, тешите себя иллюзиями.

Это какими же?

Если я правильно вас понял, вы утверждаете что, все на самом деле не так уж и плохо, как полагает автор письма.

[Nikolai Shienok]

Я всего лишь утверждаю, что на самом деле всё как всегда. Включая всегдашнюю панихиду по чему-то бесследно исчезающему и веру в возможность "предостеречь будущее от наших ошибок".

[mmdesign]

Не вступая в споры, хочу лишь сказать, что полностью солидарен с автором ответного письма, А. Плюсниным. Интересны не сами явления, а связь между ними, и то, как они отражаются на нашей сегодняшней жизни.
Эйфория проходит, а что остается? Часто не так уж и много. В Вильнюсе иногда вижу Чекасина, Тарасова, а чаще их заматеревших учеников и их учеников... здесь много профессионализма, но "искра божья" по-прежнему редкость. Ну, по крайней мере, у нас сложилось какое-то подобие школы, о которой говорит Роман, своя традиция. И что-то время от времени все-таки получается.

Мне кажется, что вся эта история с нашей отечественной культурной революцией действительно очень поучительна. Урок прост - свобода приходит/происходит изнутри человека, и вовсе не зависит от всяческих режимов. А внешняя "несвобода" может даже стимулировать творческую деятельность, хотя бы тем, что подсказывает сюжеты бунтующим умам.

[Nikolai Shienok]

Интересны не сами явления, а связь между ними

Возможно, виноват конец рабочего дня или весенний авитаминоз, но эту мысль я, увы, не осилил.

[mmdesign]

Nikolai Shienok
Может быть это и не мысль вовсе, а следствие все того же авитаминоза. Пишу, к тому же, постоянно оглядываясь, начальство из Лондона пожаловали.
Нет, вру, все же это была мысль, примерно такая: отдельные факты или, скажем, биографий известных музыкантов вне исторического контекста мало говорят о процессах в культуре и потому едва ли интересны. Под историческим контекстом здесь подразумевается буквально "откуда все вытекло и к чему пришло". Тем более, что в книге речь идет о совсем недавних событиях.
Как я понял из приведенного отрывка и критического отзыва на книгу, А.Кан написал этакий исторический роман о безвозвратно ушедшей эпохе и ее культуре, будто о древних инках писал. Что кажется по меньшей мере странным, ведь сведетели и непосредственные участники тех событий присутствуют даже на этом форуме; вот они - живее всех живых.

Конечно, не правильно критиковать книгу, которую не читал, но если автор действительно не проследил ход событий до настоящего момента, то это кажется большим упущением.

в телогрейках и с алюминиевыми ведрами на головах

Из алюминия делали кастрюли, а ведра были оцинкованные или просто жестяные. Сразу видно, творческий интеллигент писал

[Джейкоб]

вот они - живее всех живых.

[sss]

Тема печали, переживания по-поводу тяжелого положения "нового искусства", довольно часто появляющиеся на форуме, обусловлены, думаю, средним возрастом участников. Иллюзия, что весь мир постепенно стареет вместе с тобой...
Ничего страшного. Ну исчезнет "новое искусство", появится еще более новое. Мы ведь все-таки в Вечности существуем. А у Вечности "нового" завались. А вот мой сын (14 лет) как ни в чем не бывало слушает Битлз и все у него впереди. И никакой печали. Я лично пытаюсь у него учиться.

[Nikolai Shienok]

вот мой сын (14 лет) как ни в чем не бывало слушает Битлз и все у него впереди. И никакой печали. Я лично пытаюсь у него учиться.

Аналогично. Мои сын (22 года) и дочь (20 лет) никаких сожалений по поводу обсуждаемого не испытывают. И музыки им хватает. Каждому по интересам.

Возвращаясь к книжке: автор написал о том, что видел сам, и что ему было близко. Другие участники или свидетели тех событий вольны написать собственные мемуары. И книжек в итоге станет больше. И картина мира пополнится красками и деталями. И всем нам от этого будет хорошо.

[mmdesign]

Да, да моему сыну 15 - тащит меня на концерт КИСС, рисует картинки и пишет сценарий фильма по какому-то их альбому. Эти наши примеры хорошо иллюстрируют относительность тезиса о смерти жанра. Все конечно может умирать время от времени, но может и оживать. Все, кроме людей, к сожалению.

sss

Тема печали, переживания по-поводу тяжелого положения "нового искусства", довольно часто появляющиеся на форуме, обусловлены, думаю, средним возрастом участников. Иллюзия, что весь мир постепенно стареет вместе с тобой...

Вероятно это отчасти так, но только отчасти. События, о которых повествуется в книге Кана действительно были своего рода "культурной революцией" - бурным всплеском творческой активности после долгого периода покоя и стабильности. Но волны улеглись и все вернулось на круги своя, вопреки ожиданиям многих участников тех событий.
Причем революцию погубили вовсе не происки всемогущего КГБ. Мир не стал лучше и музыки не стало больше из-за нашей собственной тупости, лени, алчности. Как писал Роман "зверь сидит внутри каждого из нас".
Урок №2 - если хочешь изменить мир к лучшему не хрен ломать, то что построили до тебя.

Николай

Возвращаясь к книжке: автор написал о том, что видел сам, и что ему было близко.

Это правда, может быть и не стоит говорить о том, чего нет в книге. Многое в ней наверняка есть! Но мне понятна реакция автора письма, и других ныне здравствующих участников тех событий, которые могут чувствовать себя будто похороненными заживо. Все-таки это не биография Курехина, а полотно претендующее на полноту охвата. А других книг может и не быть, потому что свидетелей становится все меньше, а молодежь, как вы писали с sss, инетерсуют совсем другие вещи.

[vladmak]

...да Леша Плюснин высказался серьезно и фундаментально. Есть над чем задуматься. Не читал книги, жду посылку, но предполагаю и соглашусь с Лешей, что Кан ограничив время изложения, как бы ,действительно отгородился от реального процесса. 90-е годы были не менее интенсивными, был прорыв на Запад, было сотрудничество с западными коллегами. Аустерлиц без Бородина не вся война!
Видимо это уже моя тема. Летов уже пишет книгу, я так же, Лео Фейгин сообщил мне, что тоже озадачен этой проблемой. Так ,что мы поднимем этот пласт общими усилиями. покажем процесс с разных сторон.
Жаль, что устранился Барбан. Вот и Плюснин мог бы высказать свое всегда оригинальное мнение (слышь, Леша, давай, что ж ты пропал со своей Апозицией, вот я то молодежью занимаюсь...)
Так, что, ребята, еще не все потеряно, не все умерли.

[AlexMachen]

вот тут пишут про молодежь. хотелось бы знать, а старшие товарищи как приходили к джазу или к новому джазу? лично я делал это абсолютно самостоятельно. да и местожительства мое как-то не предрасполагает к какому-то музыкальному или меломанскому образованию. наверное все-таки сегодняшнее время позволяет желающим найти, действительно желающим.

[wolk_off]

Кажется, я один из немногих в этой ветке, кто прочёл книгу. Не бессмыслица ли - обсуждать книгу, не читая её? Полная моя на неё рецензия выйдет в 4/5 номере журнала "Джаз.Ру", а здесь я позволю себе сказать следующее:
Александр Кан не писал "Энциклопедию новоджазового движения в СССР". Он написал частные воспоминания Александра Кана: как он пришёл к музыке, почему именно к такой музыке, как и в каких формах проявлялась его заинтересованность этой музыкой. Как он попал в среду таких же, как он, энтузиастов, как среди них встретил тех, кого интересовали те же тонкости, что и его самого. Как они сделали Клуб современной музыки, как этот клуб работал и чем его работа закончилась. Всё. Больше автор писать ни о чём, кажется, и не собирался. Странно и нелепо судить книгу за то, что в ней не написано. Всё равно в будущей (уверен, когда-нибудь она будет) "Энциклопедии новоджазового движения в СССР" эта книга будет только одним из пунктов раздела "Использованная литература", даже если на настоящий момент, на весну 2008 г., в этом разделе пока кроме неё упомянуть и нечего.